Заторможенные движения, сдерживаемые рыдания, руки, нервно теребящие рукав моего платья... Это было последнее, что я запомнила из истории своей так называемой «жизни».
Начиналось всё довольно стандартно: я была примерной ученицей, гордостью школы и радостью родителей. Возвращалась домой всегда не позже 22:00, участвовала во всех конкурсах, занимала призовые места и никого не интересовало, какой ценой — всем было всё равно, сколько потрачено нервов и сил. Главное, чтобы я была лучшей. Перфекционизм стал моей неотъемлемой частью; когда я чувствовала, что сорвусь с этого дикого марафона за счастьем, я принимала таблетки. Обезболивающие, успокоительные, снотворные. Иногда казалось, что если я откажусь от них сейчас, то вернусь к самому началу своей игры. Помните, в детстве были настольные игры с кружочками и правилами? Все кажется вот этой нелепой игрой, игрой с неизвестным концом. Как мы сейчас сыграем, так и закончится. Один неверный ход - и тебя нет, возвращайся к началу, выбывай из игры или оставайся на этом же месте. Верный - держи еще один, остальные пропускают. И мне все чаще казалось, что меня возвращает в начало, когда я не успеваю даже проигрывать. Постоянно. Лучше бы пропускала. Или не лучше. Я не знаю. Если я еще раз вернусь к началу, я не знаю, как я буду дальше. Но я не вернусь. Нельзя. В конце концов таблетки перестали помогать.
Однажды меня, обессиленную, с синяками под глазами и трясущимися руками, увидел Алекс, сын друзей семьи. Он пригласил меня на закрытую вечеринку у него дома в субботу. Сказал, что моя усталость не помешает ничему. Не знаю, чем я руководствовалась в тот момент, но... я согласилась. Кое-как дожила до субботы. У Алекса дома было тепло, хорошо и уютно. Мы пили шампанское и разговаривали. Потом его друзья предложили поиграть во всем знакомую с детства игру: на кого указывает крутящаяся бутылка, тот выполняет желание остальных игроков. Удача покинула меня: я проиграла в первый же раз. Алекс таинственно ухмыльнулся и протянул мне большие белые таблетки на ладони. Я осторожно взяла их, он протянул стакан воды и, чтобы я не передумала, сказал, что это простые антидепрессанты, какие я обычно пью. Я проглотила сразу 4 таблетки. Через 15 минут мир стал ярче и красочнее: вещи приобретали новый смысл, который раньше не был заметен, люди стали добрее и приятнее, я же себе казалась самой красивой, самой лучшей. Алекс всё это время сидел рядом, держал меня за руку и гладил по голове. В тот момент я его искренне любила. Первый секс. Первый трип. Это был лучший день в моей жизни. Так и началась моя «настоящая» жизнь... Для родителей я оставалась всё той же пай-девочкой, разве что деньги иногда пропадали из дома, но они списывали это на неотложные нужды (учебники купить, на карманные расходы...) На самом же деле каждый раз я, добыв деньги, шла к Алексу за новой дозой. Я стала учиться еще больше, всё больше призовых мест были за мной, но никто так и не догадался, откуда у меня, болезненной и слабой, столько сил на победы. Никто. Все хотели видеть меня той, которую сами себе придумали, и никого не интересовала настоящая я. Когда родители в очередной раз ушли на праздник на ночь, я пригласила нашу компанию к себе. Игра продолжилась. На этот раз в игре с бутылкой не повезло Анне. Когда она покорно протянула руку за таблетками, во мне что-то взбунтовалось и я попыталась остановить несчастную девочку, которая не знала, на что соглашается, но Алекс притянул меня к себе за талию и сказал, что если я это сделаю, то потеряю его навсегда. + мне же от того, что она к нам присоединится, будет лучше. «Ты же давно мечтала о подруге с общими интересами». Да, я мечтала. К тому времени подруг у меня уже не осталось — Алекс сказал, что они меня не достойны, он поможет выбрать мне окружение, которое в итоге состояло из наркоманов и психов. Когда родители вернулись, они нашли нас, «убитых», на полу. Разорванная одежда, алкоголь, таблетки и незнакомые люди. После этого случая меня перестали выпускать на улицу одну, да и передвижения по дому строго контролировались. Мне всё-таки удалось позвонить Алексу, но он сослался на неотложные дела и сбросил звонок. Позже я узнала, что он теперь с Анной. Она заменила меня. Мне хотелось рыдать, выть, биться о стены. Но я держалась. Родителей печалило моё состояние, но они опять списывали всё на переходный возраст и несчастную любовь. У меня и была несчастная любовь. Теперь уже безответная. Любовь к наркотикам. Меня ломало. Как же мне было плохо... Мама и папа говорили что-то про ангину и температурный бред. Наивные. Папа уехал в другой город на консультацию с всемирно известным врачом советоваться насчет меня. Когда мы остались с мамой вдвоем, я уговорила её отпустить меня погулять одну. Пришла к друзьям. Алекс и Анна были теперь парой. Сжав зубы, я мило улыбалась, глядя на них. Никто и представить не мог, что творилось у меня в душе. Я проиграла намеренно. После того, как отошла от таблеток, кое-как дошла до своей комнаты и упала на кровать прямо в одежде, сил не было ни на что. На следующее утро мне было так плохо, как не было ещё никогда. Меня знобило, бросало в жар, трясло, выворачивало наизнанку от боли. Меня будто что-то поедало изнутри. Время тянулось медленно, бесконечно; казалось, что это никогда не прекратится. Никогда. Остались только я и моя боль. Когда в комнату зашла мама, я упала на колени и начала просить дозу. Она испугалась и попыталась выйти из комнаты, но я вцепилась мертвой хваткой. Меня охватил панический ужас. Я думала, что умру, если сейчас же не появится мое белое, круглое, психотропное спасение. Всё вокруг потеряло краски. Я ненавидела себя, мать, весь этот мир. Она отказывалась давать мне деньги, а бесплатно в этом мире не делается ничего. Я с силой толкнула самого близкого мне человека так, что она упала, ударившись головой об металлический угол стола.
Я, Дина Фоунтэйн, убила свою маму. Мама. Мамочка. Родная. Прости меня. Прекрати, встань, скажи, что это была дурацкая шутка, что ты хотела меня проучить. Мама. Мамочка...
Когда отец вернулся, он обнаружил меня, сидящую на полу, с окровавленным телом мамы, которое я судорожно прижимала к себе и укачивала, как она меня когда-то в детстве, напевая колыбельную.
Этой же ночью меня сдали в психиатрическую больницу. В больнице меня насильно заставляли есть, убеждали, что маму убила не я, а тот человек, которого создали внутри меня наркотики и нужно как-то жить дальше. А я не могу. Я не хочу жить. Периоды ломки прошли, осталась пустота и никчёмность, которые заполняли мою сущность. Со мной в палате лежали девочки-анорексички, которым разжимали ложкой зубы, чтобы те ели, буйный парень, который съел своего брата, привязанные к кроватям неудавшиеся самоубийцы. Это самое страшное время. Я боялась спать, я боялась есть, я боялась жить.
Выход нашелся сам собой. Медсестры, которые относились ко мне лучше, чем к остальным, вышли из палаты, забыв ключи от туалетов, которые, кстати, тоже закрывались на замки (здесь всё происходило по расписанию, независимо от желаний). Попросила своих молчать, схватила связку в руки и осторожно, чтобы не заметили, прошла в туалет, по пути одолжив ремень для брюк, каким-то чудом не отобранный у соседки медсестрой, наклонилась на унитазом (не хотелось бы, чтобы после меня приходилось убирать остатки еды тем людям, которые скрашивали мое существование здесь), засунула 2 пальца в рот. Далее, опорожнив желудок, отточенными профессиональными жестами (столько дней тренировалась...) я прицепила петлю из ремня к краю кабинки, засунула в нее голову и с силой оттолкнула табуретки из-под ног, замжмурившись.
Заторможенные движения, сдерживаемые рыдания, руки, нервно теребящие рукав моего платья... Это было последнее, что я запомнила из истории своей так называемой «жизни».
Комментарии:
Нет комментариев